Лирика: срок годности

Сегодня (пишу для тех, кто в Москве или в Подмосковье) такая погода, что хочется цитировать знаменитое стихотворение Тютчева:

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…

Все именно так: хрустальный неподвижный день, самое начало осени. И так не будет продолжаться долго. Стихотворение Тютчева не случайно стало знаменитым. Там есть такие строки:

Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все — простор везде, —
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде…

Эту паутину нужно было увидеть. Не в том смысле, что люди до Тютчева не видели паутины между комьями земли. Видели. Но поэты ее «не видели». Ни у Пушкина, ни у Лермонтова, ни у Баратынского, ни у других поэтов до Тютчева это было невозможно. Тютчев включил паутину в поэтический обиход, показал, что с ее помощью можно описать неподвижность воздуха, показал, что можно увидеть эту мелкую деталь и любоваться ей. На самом деле поэтическое новаторство еще глубже: паутиной не принято было любоваться, это была низкая действительность, которой был воспрещен вход в высокую лирику. А Тютчев расширил границы представления о прекрасном. И в этом, в том числе, сила этого стихотворения. 

Но… Может ли восхититься этим шедевром современный читатель? Не тот, который ничего не читал, кроме школьной программы, а тот, у которого выработана потребность читать стихи, в том числе – и современные. Может ли такой читатель поместить себя внутрь тютчевской картины?

«Где бодрый серп гулял и падал колос»… Это крестьянский труд. Серп легко можно себе представить, но это не тот инструмент, который мы видим каждый день. И даже каждый месяц. Более того, картина уборки поля у нас давно связана с комбайном. Но и это еще не все. Мы вряд ли думаем о поле, как об отдыхающем:

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь —
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле…

У Тютчева поле отдыхает, потому что отдало жатву. Это прекрасный образ, вопрос в том, актуален ли он для современного городского читателя? Когда человек в XXI веке осенью гуляет по полю, думает ли он о том, что сельскохозяйственные работы недавно закончились?

Для того, чтобы душа читателя попала в такт стихотворению, нужны другие слова. Например, такие:

Смолкли лягушки в заросшем пожарном пруду.
Густо засеяно звездами черное небо.
Старые яблони в мокром осеннем саду
подняли вверх отсыревший и спутанный невод.
 
Лампа на нашей веранде, наверно, видна
издали в этой почти опустевшей вселенной.
Бочка налита с краями, вода в ней темна.
Бросишь окурок — он гаснет в потемках мгновенно.
 
Сядь на колени ко мне. Стало холодно здесь.
Все здесь печально, все только и помнит о лете —
это крыльцо, и кусты, и намокшая жесть,
этот комарик случайный, последний на свете.
 
Так обними меня, ляжем, прижавшись, во тьме.
Дождь застучит на рассвете по шиферной крыше.
Скрипнет ступенька, ты что-то мне скажешь во сне.
Я буду спать и уже ничего не услышу.
 
Кончится осень, березы простятся с листвой.
Грянет зима и снегами завалит округу.
Мы будем спать, мы сроднимся с подснежной травой,
тихо дыша и во сне согревая друг друга.

Ясно, что перед нами современный поэт. Ясно, что дача, веранда и лампа – это то, что нами не только представимо, но и много раз прожито. Другое дело, что «этот комарик случайный, последний на свете» не смог бы появиться в современной лирике, если бы когда-то давно, 150 лет назад Тютчев не обратил бы свое внимание на паутины тонкий волос.

Иллюстрация: И.Грабарь