Безусловное добро

У Юрия Трифонова в повести «Предварительные итоги» есть такой персонаж… Но нет. Так невозможно начинать пост. Нужно сказать пару слов о самом писателе. Хотя слов у меня гораздо больше. Скоро мы опубликуем новый выпуск моей литературной гостиной, которая посвящена «московским повестям» Трифонова. Там больше часа содержательного, надеюсь, разговора, в котором принимают участие критики, филологи, литераторы. Готовясь к разговору о писателе, я хотел купить его книги в бумажном формате. Их нет! Трифонов не переиздается. Мы с трудом нашли собрание его сочинений еще советского времени. Хотел написать, как жаль, что его не переиздают, ведь он так актуален, но… но не в актуальности дело. На мой взгляд, Трифонов – один из немногих подцензурных писателей, который пережил советскую эпоху и стал настоящим классиком. Может быть, можно сформулировать так: из советского писателя он – с течением времени – стал писателем русским.

Конечно, важны детали биографии: и первый роман «Студенты», за который молодой автор получил сталинскую премию, и последующее многолетнее молчание, и бесконечные недомолвки и как бы лакуны в его прозе, лакуны необходимые, иначе мы бы не прочли ничего из Трифонова еще тогда, в журналах и книгах… Все это важно и нужно учитывать, но… Сейчас, когда та эпоха – уже история и сама может быть объектом художественной рефлексии, сейчас, – мы читаем Трифонова не как отражение того времени, а как просто писателя. Очень большого писателя.

Так вот. В «Предварительных итогах» есть такой персонаж, совсем не трифоновский. В том смысле, что он никогда бы не мог быть главным героем. Ведь Трифонов пишет об интеллигентных столичных людях. Чаще всего – о гуманитариях. О людях еще не старых, но уже уставших, издерганных, трусливых. О тех, кто не живет в полную силу, а как будто выживает, хотя время мирное, за окном – Москва, в отпуск на море – не проблема, культурные запросы есть и удовлетворяются. Все есть, кроме самой жизни…

А тут – Нюра. Няня, помощница в интеллигентной семье.

«Однажды пришла женщина с лицом бледной, стеариновой желтизны, закутанная, как бабка, бессловесная, безулыбчивая, но глаза сияли ясно, голубо. Разговаривала едва слышно, двигалась медленно. Было Нюре всего тридцать два, но выглядела она лет на сорок пять: в волосах седина, лицо опавшее, зубов нет и почти глухая. Про себя говорила горделиво: «Я вся скрозь гнилая». Здоровье и зубы потеряла во время войны, в голодуху, когда кору ели. Работала Нюра не хуже, чем другие, только помедленней, зато молчком, тишком: ничего не слышала и других не раздражала».

У нее ничего нет, кроме потерь, воспоминаний о голоде, болезни и одиночества. Ни московской прописки, не профессии, ни перспектив. Но она лучится добротой. Отправляет в деревню посылки с едой какой-то родственнице, которая ее обокрала и выгнала Нюру из ее же собственного дома. Нюра ничего не требует, всему рада, за все благодарна. Главный герой повести в какой-то момент осознает, что эта не родная женщина, которая просто помогает по дому и ухаживает за ребенком, - по-настоящему скрепляет их семью. Своей кротостью. Молчанием. Добротой. Своим присутствием. Семья уже давно «распалась», супруги все время ссорятся, сын вырос и ведет себя недостойно. Стал эгоистом, циником. Все как-то не так. Нюра не может ничего исправить. Она просто живет рядом. И это невероятно много.

В какой-момент она заболевает душевной болезнью и попадает в лечебницу. Жилья у нее нет. Когда ее выписывают, главный врач больницы просит супругов забрать ее к себе. Но – она же чужая. За ней надо ухаживать. Герои повести отказывают. Нюра приходит к ним последний раз и радостно рассказывает, что в больничной палате ей будет хорошо, всего 18 человек и окно с видом на парк. Потом Нюра уходит. Жена главного героя дает ей пакет с мусором, чтобы она вынесла его. Заодно. И она выносит. Интеллигентные благополучные люди, оказывается, могут выкинуть и такое. И жить дальше. Или выживать.

Иллюстрация: Ю.Кугач